ы рады приветствовать вас на проекте, посвященном противостоянию божественных сил в недалеком альтернатив-
ном будущем. Занимайте свое место в мире Богов и героев!
Еще какое-то недолгое время мысли Инанны были далеки от этого места и от предстоящего им диалога. Но лишь какое-то время, потому что вскоре послышались шаги, и почувствовалась божественная аура. Женщине не было никакой нужды оборачиваться, или вставать, чтобы выяснить, кто именно это был. Она обладала хорошей памятью, как на лица, так и на ощущения, а потому, без труда узнала ирландца. С Мананном их не связывали никакие совместные истории, хотя неизменно связывала политика последних лет. Женщина умела ценить людей, сведущих в этом, даже если они, порой, могли пересечься в совсем не позитивном ключе....
[читать дальше]

Let it burn

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Let it burn » Личные эпизоды » Freedom & destruction


Freedom & destruction

Сообщений 1 страница 7 из 7

1

FREEDOM & DESTRUCTIONЛегко принимать свободу как должное, если никогда её не лишался. ©


https://i.imgur.com/M78dZbL.gif https://i.imgur.com/WgjSdGa.gif
https://i.imgur.com/kfFT0Ml.gif https://i.imgur.com/X0PGPi4.gif

Нейт & Апофис~1840 год, Дуат, затем Египет
Впервые в истории в логово Змея вошёл бог войны не с целью его убить.

Отредактировано Neith (2022-05-07 16:25:23)

Подпись автора

https://i.imgur.com/HQzyEMY.gif https://i.imgur.com/D0BzNzA.gif

+2

2

Не таким уж насыщенным выдался этот ваш 1840-й. Подумаешь, первая Опиумная война между англичанами и китайцами. Подумаешь, Российская империя, Австрийская империя, Великобритания и Пруссия быканули на Египет. К ноябрю, правда, англичане заскучали и реально наехали на Афганистан. Но, в общем-то, тоже мелочи. Нейт по ту пору очень аккуратно поддерживала веру в себя и заодно в родных. Сложнее всего оказалось с первенцем - самые известные мифы с ним посвящались тому, как Ра и группа поддержки, молодцы такие, повергают его во мрак раз за разом. Неприятная история, но зато через Ра хотя бы могли помнить его самого главного противника. У Апофиса не имелось храмов, что усложняло тему с поклонением. С другой стороны, он хотя бы не оказался вынужден смотреть на руины того, что таким трудом создавалось. В Саисе ведь оказались утеряны не только святилища, но и многочисленные рукописи, всё, что собирали жрецы богини.
Будь воля воительницы, она бы забрала с собой Змея прямо в тот же день, когда сама покинула Дуат и отправилась в мир людей - выживать, питаясь крохами энергии. В основном с помощью историков, археологов и тех, кто любопытствовал касательно культуры Древнего мира. Нейт тогда сама не была уверена, что она, как не самый популярный бог в пантеоне, сможет достаточно подняться, чтобы её арсенал расширился и оказалось возможным уверенно закрепиться. Сыну пришлось подождать. И хорошо так подождать. К нему уже наверняка больше не приходили ни Ра, ни Сет, ни остальные. Это значит, что неизменный мифологический цикл прервался и её первенца хотя бы не избивают теперь еженочно. Не было ни дня, чтобы мать не думала об участи первого своего порождения.
Может, боги и были всемогущи. Когда-то. Только дочь Нуна точно знала, что, как и у людей, у богинь нет возможности назначать своим детям судьбу. Во всяком случае, не у таких, как она сама. Апофис был ею желанен с первого дня, иначе бы Нейт не отяготила себя обзаведением потомства. И с первого же дня сын оказался ею потерян. Он олицетворял собой мировое зло, первозданные тьму и хаос. Она породила чудовище, чьей задачей на уровне египетской космогонии было противостоять Маат и самой жизни. Её ужасающий прекрасный сын. Любовь матери к ребёнку порою совершенно иррациональное явление, необъяснимое ничем логическим. Любовь к первенцу - тем более. Нейт не исключала, что, возможно, поэтому Себек чувствовал себя несколько обделённым её вниманием. К счастью, того хватало от Хнума, взявшегося учить младшего коллегу по ремеслу.
Нейт была терпелива, она старалась встать на ноги, чтобы впоследствии помочь встать ему. И её ожидание оказалось вознаграждено. Не то чтобы это было сравнимо, но Нейт больше не чувствала себя мухой, которую можно пришибить газетой и размазать по оконному стеклу. Собственно, из Объединённого Королевства женщина и перемещается с помощью анкха, который, к счастью, удалось сохранить. Это был её ключ к темнице Змея. Единственный ключ, который поможет ей провернуть задуманное без втягивания посторонних в столь тёмную историю. Нейт не жалала иметь свидетелей выхода Апофиса в мир живых. Будет лучше, если хотя бы некоторое время дражайшие коллеги по пантеону будут считать, что мировое зло всё ещё накрепко заперто в подземном мире.
Были времена, когда для умерших людей рисовали на саркофагах точный маршрут, как пройти по подземному царству и не сгинуть там, водным ли путём душа упокоившегося шла или сухопутным. Позднее эти карты и указатели трансформировали в рукописные варианты на дощечках и свитках. Существовали целые ритуалы приветствия стражей, как обойти и обмануть местных демонов и в какие места ходить категорически не стоит. Как достигнуть "Чертога Двух Истин", где вершил свой суд Осирис, проводница фараонов знала до мельчайших подробностей и могла пройти там с закрытыми глазами. Но сегодня ей надлежало как раз сойти с тропы, заходя в область, куда соваться запрещено. Воительница видела и ранее, как по подземному Нилу проплывает Ра на своей барке. И много раз до неё доносилась величайшая еженочная битва. Теперь женщина по памяти ступает вперёд, покидая безопасную тропу и идя в сторону "огненного озера". Это место всегда помечалось коротким "не ходи сюда". Богиня упрямо двигается дальше - бесшумно, как и подобает охотнице. Ей неведомо, сколько чудовищ здесь ещё осталось, но она запаслась арсеналом для боя, прихватив с собою кинжал и готовясь в любой момент призвать лук и стрелы или же свой щит. Но долина подземного Нила пустынна. Здесь значительно меньше вновь прибывших, а жутких тварей и след простыл. Существовало два варианта: они обратились в ничто, потому что вера в сам здешний загробный мир важна, дабы всё продолжало функционировать так, как и положено, а если её нет, то и мир начинает мельчать.... или же один голодный и единственный в своём роде суперхищник просто сожрал всё, что ему попадалось в кромешном мраке, где он обитал.
Чем дальше ступала богиня, тем темнее становилось. Это бы осложнило бой, однако если она хочет добраться до самого края, ей придётся идти дальше. И по дороге дочь Нуна в самом деле встречает крылатых и чешуйчатых бестий. Тощие и не способные подняться, не то что взлететь или ранить, они просто лежали на пыльной тропе, едва различимые среди сгущавшихся клубов живой тьмы. Нейт осторожно переступает тела, а затем её нога соскальзывает вниз, создавая маленький обвал. Ей в последний момент удаётся возить кинжал прямо в край каменистый и повиснуть на одной руке.
"Сейчас бы ухнула вниз - всем пантеном бы не достали."
Брюнетка подтягивается и взбирается обратно. Ей несколько неуютно, потому что когда она провожала умерших ранее, то была хоть из плоти и крови, но не смертной. Не столь хрупкой и легко убиваемой. А с другой стороны места всё ж более родные и знакомые, чем любой уголок Великобритании.
Некоторое время богиня стоит и вглядывается во мрак. И прямо кожей ощущает, как тот выглядывается в неё. Прикрыв глаза, глубоко вдохнув и медленно выдохнув, она убирает кинжал в ножны, а затем их вместе с поясом отшвыривает себе за спину, как нечто ненужное и отслужившее своё. Брюнетка призывает свой щит и точно также отбрасывает его. Следом аккуратно складывает в стороне лук и колчан с стрелами. Лишь потом присаживается, упираясь коленями в землю.
- Апофис! Я знаю, что ты там! Я знаю, что ты слышишь меня! - кричит богиня, смотря на плотную завесу мрака перед собой, - Выйди ко мне, сын мой! Я пришла с миром.

Подпись автора

https://i.imgur.com/HQzyEMY.gif https://i.imgur.com/D0BzNzA.gif

+2

3

Когда ненавистный свет Ра впервые распарывает укромную тьму, Апофис в ярости. Стремление растерзать светоносца и его спутников, поглотить и уничтожить — больше, чем просто желание, больше, чем потребность. Это самая суть и призвание. Предназначение, если угодно. Такое, какому ни один бог не в силах противиться. Солнцеликий Ра и те, кто спускается с ним в бездну, их закон и порядок Маат — всё это так противно его существу, что другого выхода нет и не было никогда.
Великий Змей силён и свиреп, но благородный Верховный покровитель Та-Кемет не осмеливается выступить против один на один и вырывает кровавую победу из тела Змея чужими руками. Барка продолжает свой путь через Дуат. Тяжёлая тьма на вкус как железо. Она возвращается, пряча багрянец в воде и баюкая боль.
Они приходят снова. И снова. Каждую ночь. Единственное мерило времени здесь.
Апофис!
Выкрик как свист хлыста в воздухе. Призыв пролить больше крови, увертюра к новому витку бесконечного проклятия. Проклятия, разделённого на всех. Поражение — ставшая естественной часть его бытия, но разве не светлые и прекрасные боги вынуждены раз за разом спускаться сюда, к нему?
Цикл повторяется без счёта. Иногда память о прежнем времени до Ра, до заточения, искажается и смазывается, будто давнишний сон. Будто никогда и не было ничего, кроме вечности, в которой только злоба и агония. Их проклятое светило рождено в его боли и умыто его кровью. Первозданная ярость не истлевает со временем, но превращается в неистребимую ненависть, въедается в его сущность крепче яда. Обволакивает плотней, чем змеиная кожа. Кожу можно сбросить — ненависть не вырвать даже с сердцем.
Когда в непреложный срок жгучее солнце не разливается над водами подземного Нила, порочный круг разрывается. Никто больше не стоит на пути Хаоса. Но и покинуть царство, ставшее ему узилищем, он не в силах. Нет больше ни дней, ни ночей. Мгновения длятся безмерно, вечность сжимается до мига. Цикл ломается, и безупречное колесо времени слетает со своей оси.
Никто не приходит.
Ему неведомо, в чём причина, но он чувствует, как иссякают силы. Сначала по каплям, почти незаметно, но неумолимо. Апофис выбирается всё дальше за пределы векового убежища, гонясь за насыщением. Демоны, праведные усопшие, проклятые — ему всё равно, кому нести неотвратимую гибель. И всё же он истекает, как кровью, но эту рану не залечить. Дуат тоже приходит в упадок. Душ всё меньше, стерегущие первые девять врат чудовища слабеют. Земля распадается прахом, сам полноводный Нил постепенно мельчает и иссыхает, обнажая мёртвую пыль. Там, где прежде змеилось речное русло, теперь разевают пасти глубокие провалы. Оказывается, Апопу вообще ничего не нужно делать, чтобы мир стал обращаться в ничто. Этот уж точно.
Противник дремлет, свернувшись тугими кольцами в глубине своего логова. Бережёт силы, сам не знает, для чего. Ему известно: Дуат его не отпустит. Никто давно не смеет заглянуть к нему в кромешный мрак, даже самые кошмарные создания очень быстро научились держаться подальше от этого места. Одиночество его теперь абсолютно. Впору бы спятить, но Змей не знает иного.
Так есть и так будет продолжаться впредь, пока тело его не сольётся с тенями, а суть не растворится в небытии, которое он воплощает. Может, там ему самое место.
Но… вот впервые за века он снова ощущает это. Кто-то из верхнего мира здесь. Шаблон опять распадается.
Апоп стряхивает дрёму. Ненависть, как когда-то, знакомо ворочается внутри.
В этих залах так давно всё настолько омертвело и глухо, и всё же шаг лёгок и неслышим. Даже в таком гнетущем безмолвии прирождённая охотница может обмануть слух любого. Но ей не спрятать своё присутствие — мельчайшее колебание земли выдаст её, тени услужливо нашепчут о вторжении. Апофис чувствует движение задолго до того, как гостья выходит к нему. Змей чутко прислушивается к своим чувствам и ждёт.
Она почти срывается в одну из расщелин. Камни и комья ненадёжной бесплодной почвы осыпаются, дробно скачут по краю и исчезают навсегда. Кинжал вонзается в плоть земли. Память услужливо подсказывает Апопу, что такой кинжал может сделать с его брюхом. Тело Змея скручивается туже, напрягается. Он готов ринуться в атаку, стремительный, подобно стреле, выпущенной из божественного лука. Схватить, пока она не готова, едва избежавшая падения. Это должно быть так просто. Один выверенный рывок. И всё же он медлит, и момент потерян.
Она подходит ближе, останавливается на той границе, где сумрак сгущается до чернильной черноты и становится непроглядным. Всматривается во тьму. Тьма змеиными глазами всматривается в ответ. Инстинкт требует убивать. Что-то незнакомое внутри, чему нет ни названия, ни начала, противится этому. Бог наблюдает, как женщина складывает оружие. Взгляд немигающих глаз холоден и пристален, какой может быть только у рептилии. Женщина опускается на колени. Раздвоенный язык пробует затхлый воздух.
Всё становится вдруг одновременно безобразно неправильно и в то же время встаёт на свои места. Всё в нём поёт о смерти на разные голоса, и едва ли не впервые в жизни Змей не хочет их слушать.
Потому что она была там. Тогда. В начале начал. Она — его причина.
— Апофис!
Имя вновь бичует тишину, как когда-то невыразимо давно. Змей дёргается, точно его по-настоящему ударили, неестественно, словно каменное изваяние по чье-то причуде сбросившее оцепенение. Кольца смещаются и разворачиваются, тихонько шуршит чешуя.
Слова мало что значат для него. Но ни одно обращённое к нему слово ещё не звучало так.
Зов вязнет в тенях, бесстрастных и равнодушных. Воцаряется прежнее тягучее безмолвие. Кажется, призыв богини-матери так и останется без ответа.
И всё-таки он делает рывок. Кажется, ещё несколько мгновений — и он просто снесёт фигурку перед ним, ставшую вдруг такой маленькой и хрупкой на вид. И также неожиданно, быть может, даже для самого себя Апофис тормозит, чтобы вскинуться вверх, всё ещё частично окутанный мраком. Характерное шипение, резкое и зловещее, звучит словно отовсюду. Змей нависает над женщиной, глядя на неё с высоты нескольких метров глазами, полными противоречивой злобы. Подаётся немного назад, изгибая тело вопросительным знаком, и раскрывает пасть, демонстрируя жуткие ядовитые клыки. Жест совсем недвусмысленный. Взгляд становится таким пристальным, точно Апоп пытается препарировать им гостью на месте. Он ждёт единственного правильного сигнала, который избавит его от этого глупого разногласия в нём самом и позволит ему делать то, для чего он был призван. Разрушать и убивать.

Отредактировано Apophis (2022-05-10 03:52:13)

+2

4

"Из света рождается тьма, а из тьмы льется свет" ©
Тьма остаётся словно бы безучастна к призыву обеспокоенной богини. Его колыбель. Его дом. Единственная мать, которая баюкала его в своих живых клубах с первых дней заточения Змея в Дуате. В царстве мрака дочь Нуна чужая. Она как инородный объект, как тот самый луч света, прорезающий зловещий мрак. Она тоже часть миропорядка и живёт по законам Маат. И в то же время именно она посеяла самое первое зерно зла и уравновесила чаши весов, приведя космогонические силы к состоянию баланса. Как богиня мудрости, Нейт понимала, сколь важна роль её сына в этом миропорядке, несмотря на то, что неприятна. Как мать, которая видела собственного ребёнка лишь при рождении, она не радовалась тому, что доля козла отпущения выпала именно ему. Богиней мудрости Нейт стала раньше, чем матерью - видимо, поэтому не разверзлись небеса, не иссушился Нил и не состоялось никакого протестного противостояния, дабы изменить судьбу Апофиса. Змей же вряд ли вообще мыслил такими категориями и не стремился к иной жизни, потому что ему не с чем было сравнить. Он в этой довольно обширной клетке с малых чешуек, в лицо знает лишь своих противников. Пик его социализации - противостояние всем, кто несёт с собою свет в его царство. Нейт должно бы бояться, что её здесь разорвут на части, ведь она пахнет так же, как те, кто приходил его убивать.
Наконец-то чёрные клубы расходятся, точно занавес, выпуская единого с тьмой бог зла, разрушений и хаоса. Богиня не уверена, обмельчал ли сам Апеп, хотя по ауре чувствует, что энергетический запас оставляет желать лучшего. Змей всё ещё огромен и устрашающ, его кольца перемелят кости её хрупкой смертной оболочки в мгновение ока, а пасть, усеянная частоколом ядовитых зубов, способна поглотить её, заглотив сразу целиком. Сын злобно шипит и пожирает её бездонной чернотой вертикальных зрачков. Он готов драться как когда-то, так и впредь. Вновь и вновь воскресая, дабы цикл никогда не прекращался. Вот только теперь сил для того, чтобы воскреснуть, у него маловато. И раны после битвы бы затягивались значительно дольше.
Женщина взирает на него снизу вверх, даже не дёрнувшись, когда чешуйчатая громада нависла над нею, словно готовясь к новому броску. В глазах богини нет ни страха, ни злобы, ни желания уничтожить его. Нейт не станет драться с сыном, даже если тот решит не слушать её и нападёт, как привык встречать здесь всех незваных гостей. Такой поворот событий гарантирует ей развоплощение и отсидку в Дуате же близ судилища со всеми вытекающими - труды её смертного тела там, наверху, пойдут прахом, придётся потом наращивать ресурсы вновь. Но она не поднимет руку на своё дитя. Просто не сможет, даже если решится он. Поэтому и было отложено всё оружие. Чисто формально, конечно, лук со стрелами и щит являются ей по призыву, а значит она может отозвать их и призвать снова, чтобы те автоматом оказались у неё в руках. Но не собирается этого делать. Потому что пришла ради него, чтобы освободить его, позволить вкусить новую жизнь, а не сгинуть здесь в одиночестве. Весь пантеон ненавидел бога зла. И лишь его мать любила своё ужасное чудовище бездны и не могла видеть в нём врага или отвернуться, даже если отвернётся он.
- Апофис.
Это его имя. Её же голосом произнесённое, стоило тому лишь прийти в этот мир. Мерзкая привычка говорить по-английски, въевшаяся в силу нынешней постоянной дислокации богини войны, и сейчас всплыла - первое своё обращение она сказала на языке, который не был родным этим местам. Теперь же имя сына богиня произнесла на древнеегипетском. Апепа никто не учил речи, он был безграмотен и жил на инстиктках, как животное. Но наверняка помнит этот язык - на нём говорили являвшийся на своей барке Ра и его группа поддержки. Должно быть, это вызовет раздражение. Но возможную реакцию женщина сглаживала тоном. Тот был совершенно спокоен и в нём сквозили ноты тепла. Нейт неотрывно смотрела в глаза сыну, словно загипнотизированная.
- Это я, твоя мать.
Понимает ли Змей значение последнего сказанного ею слова? Вероятно, да, потому что на глубинном уровне заложено, что всё происходит от чего-то, и он произошёл от неё. Другой вопрос, насколько ценен такой статус в глазах ребёнка. Воительница прекрасно понимала, что, строго говоря, ценить тут нечего. Он не видел её многие века, он не был окружён её заботой, сколь бы вескими ни были причины, он не мог понимать, что эта женщина к нему испытывает. Не только потому, что сама его природа противна любви, но и потому что хотя бы и материнской никогда не бы окружён. С точки зрения созвучности Змей рос в идеальной среде, подпитывающей каждую из его божественных сфер влияния. Переговоры будут тяжёлыми.
- Я не причиню тебе вреда.
Её рука медленно отрывается от собственного бедра и столь же неспешно поднимается, разгибаясь и ладонью вперёд вытягиваясь в сторону шипящего чудовища. Словно желая добронуться, словно ища с ним контакта. Не хочет спровоцировать резкими движениями. Нейт надеялась, что он вспомнит давно погребённый под чередой менее радостных событий свой первый день. Тепло её рук, улыбку, то, как прижимала к себе своего первенца, то, как мягкие подушечки пальцев скользят по тогда ещё мелким и мягким, не затвердевшим чешуйкам. Нейт помнила, словно это было вчера. С тех пор много воды утекло, местный мрак проглотил сотни змеиных шкурок по мере роста бога до размеров колосса, способного выпить до дна аж целый подземный Нил. Надо ли говорить, что божественный супруг воительницы, мягко говоря, недолюбливал первенца своей жены, рождённого ещё и без его участия?..
- Я пришла за тобой, мальчик мой, забрать тебя отсюда. Я пришла освободить.
Не сводя в него глаз, богиня первоначального неба отправляет себя в воздух, левитируя над пропастью на свои страх и риск. Она постепенно сокращает расстояние до Змея, оставив позади более безопасную твердь и всё также вытягивая руку ему навстречу. Женщина замерла напротив его головы, ожидая, решится ли дитя приблизиться навстречу, нападёт ли, предпочтёт ли просто уползти обратно во мрак, посчитав ненужным как трогать родительницу, так и идти за нею из простого и привычного "отсюда" в непонятное и неизведанное "туда". Ей хочется сказать ему гораздо больше: что скучала каждую минуту вдали от него, что ей бесконечно жаль, что ему пришлось взять на себя роль противовеса и что она была всё это время хоть и поблизости, но не рядом, потому что у неё тоже есть своя роль, что с первого мгновения и по этот самый момент она любит его так, как никто другой никогда не сможет полюбить. Но сын не поймёт даже четверти сказанного, в том числе и её чувства к нему не поймёт. Потому богиня старается говорить не очень много, больше выражая своим поведением, тоном, взглядом.

Подпись автора

https://i.imgur.com/HQzyEMY.gif https://i.imgur.com/D0BzNzA.gif

+1

5

Он ждёт, мучительно всматривается в фигуру перед ним и не находит для себя освобождающего дозволения покончить чужой жизнью. Инстинкт, прежде безупречный, не знающий сомнений, не срабатывает. Это злит.
Змей снова пробует воздух движением языка. Он неё пахнет миром, в котором всё ему враждебно. Сложное сплетение запахов, большинство из которых ему незнакомо, но все они вызывают в нём отторжение, жгучее неприятие. Кроме одного. Того, что она не принесла с собой из верхнего царства, а что был ею самой. И его он помнит, хотя для него связанное с ним воспоминание обрывочно и бесконечно далёко, смытое кровью и укрытое поволокой тьмы. Как будто то было вовсе не с ним. И всё же несовершенный мир подхватил новорождённого бога её руками, её голосом объявил его имя. Так было.
Только что с того?
Спустя вечность она снова рядом с ним. Он никогда не чувствовал связи с ней, а может, просто позабыл, что она есть, как забывают лица случайных прохожих на улице. Но к добру или худу, связывающая их нить не оборвалась, как бы она ни была истончена вековой разлукой. Это должно находить хоть какой-то отклик в нём, правда? Так и есть. Змей не остаётся равнодушен.
Её присутствие…
Оно бесит.
И не так привычно, как когда в прежние времена боги приходили и обнажали оружие. Тогда было очень просто. Круши, бей и рви на части, так скоро и так яростно, как только получится, пока ещё способен двигаться. Сейчас, в это самое мгновение всё вдруг стало иначе. У неё есть сила отнять у него эту простоту, вбить клин в шестерни незамысловатого, но проверенного механизма его существования всего лишь одним своим появлением. Какая-то крохотная частичка его существа, о которой он даже не подозревал, упрямо перечит его желанию погрузить клыки в хрупкую плоть и почему-то оказывается сильнее звериной натуры чудовища Дуата. Неразрешимая дилемма. Брошенное оружие лежит в стороне, и он почти хочет, чтобы богиня подобрала его. Тогда он будет знать, что ему делать. За тысячелетия он потерпел столько поражений, что даже Сешат и Тот сообща давным-давно сбились бы со счёта, будь им до того хоть какое-то дело, но только теперь он впервые чувствует, что проигрывает по-настоящему. В борьбе с самим собой никогда не может быть победителя. Его корёжит. Апофис звонко клацает челюстями и таращится немигающими глазами, в которых клубится ледяная ненависть, но за ней — нечто иное, неизмеримо глубокое и болезненное, чему, вероятно, ни в одном языке нет названия.
— Апофис.
По мускулистому телу пробегает дрожь, словно бы от отвращения, Змей покачивается в сторону и возвращается в прежнее положение, как маятник. Он узнал своё имя в первый раз, когда богиня придала ему незнакомое звучание, но сейчас — древнее сочетание звуков почти даёт Противнику то разрешение, которого он так ждёт. Почти. То не гневный выкрик, а мягкий шёпот, и в таком исполнении имя кажется богу неправильным, искажённым и в то же время сакральным. Только вот ему на роду написано стоять против всех святынь. Вновь щерятся зубы, шипение прерывистое, щёлкающее. В нём помимо злости и угрозы угадывается досада.
Хвост подтягивается и скручивается тугими кольцами, пока женщина неторопливо тянет к нему руку. Аапеп пристально следит, чуть покачиваясь. В одну сторону. В другую. Смотрит прямо в глаза, но с сосредоточенностью хищника фиксирует движение. Покачивания медленные, медитативные. Как будто он даже не такой и опасный. Однако скальпельная холодность в вертикальных зрачках вряд ли позволит обмануться. Напряжение такое интенсивное, что его, похоже, можно ощутить кожей.
Она снова говорит. Комбинации звуков в основной своей массе бессмысленные: отчего-то никому прежде не приходило в голову поговорить с ним о ценности уз чада и матери и о мире со свободой. Или, раз уж на то пошло, поговорить в принципе, если не считать за беседу угрозы скорейшей расправы и проклятия. Её тон противоречит всему, что Апофис успел узнать о жизни. Ему кажется, что он улавливает суть. Но что это должно изменить?
Он знает, кто она такая, но ему неведомо, что это значит за рамками понятий причины и следствия.
Чешуя шуршит, когда одно из колец разворачивается и ложится петлёй перед Змеем, не дотягиваясь до  богини. Та медленно поднимает себя в воздух, чтобы поравняться глазами с сыном. Он по-прежнему едва шевелится, будто он ярмарочная кобра в потрёпанной корзинке, выставленная на потеху публике, а богиня — заклинательница змей. Протянутая к морде ладонь останавливается в каких-то считанных сантиметрах от чешуи. Такая маленькая и хрупкая.
Хватило бы одного правильного движения, чтобы вырвать эту руку из плеча.
Повинуясь непостижимому внутреннему порыву, Апофис наклоняет голову и касается чужих пальцев носом. Наждачно шершавая и мертвенно холодная чешуя против мягкой, тёплой кожи.
Удар сердца. Другой.
Змей содрогается, отдёргивает морду, будто чужое прикосновение нестерпимо обжигающее. Шипение на этот раз короткое и резкое, какое-то даже обвиняющее. Он вскидывает голову, поднимается и делает стремительный бросок, толкая женщину обратно вниз. Удивительно, но, несмотря на порывистость, удар змеиного бога получается и близко не таким сильным, как мог бы быть. По нему не понять, намеренно ли он вышел такой аккуратный или это просто ещё одна осечка в череде сегодняшних сбоев в работе его уединённой умирающей вселенной. Апофис повторно щёлкает пастью, на счастье богини просто по воздуху, а не в попытке добраться до неё клыками, а затем резко отпрядывает и пригибается ближе к земле. Тело частично скрывается в плотной чернильной завесе, но Змей не исчезает за ней целиком. Он настороженно наблюдает с высоты пола, рассекая воздух трепещущим языком.

Отредактировано Apophis (2022-05-11 22:55:28)

+1

6

Едва удаётся разрыть в памяти не мгновения, когда богиня касалась своего первенца в его самый первый день жизни. Ей хотелось вспомнить и, если возможно, напомнить ему самому тепло и ласку материнского касания. Если Змей вряд ли поймёт её речь, то язык жестов зачастую более понятен даже обычному зверю. Нейт прекрасно осознавала, чем рискует. Пусть сын ослаб, он всё ещё исполинская дикая тварь, привыкшая крушить приходящих к нему гостей. И всё же... всё же на каком-то глубинном уровне воительница знала, без всяких логических доводов, что Апофис не тронет её. Может бросаться и угрожать, но не убьёт её. В том числе и поэтому женщина столь уверенно сокращает расстояние до Змея и замирает в паре-тройке сантиметров от носа чешуйчатого. Секунды складываются в минуты, а те в вечность. Так казалось богине, пока она висела в воздухе на силе одной лишь левитации. Достаточно рискованно, ведь теперь летать так подолгу она больше не могла. Количество божественной энергии не позволяло.
Наконец-то громоздкая голова подаётся навстречу, и пальцы ощущают твёрдость и шероховатость чешуек. На них ни единой царапины - постоянное обновление верхних покровов позволяет выглядеть как новенький даже после жестоких битв. Под её пальцами билась жизнь - единственная в этом мраке, среди душ умерших. Нейт хочется его погладить и даже прижаться к этому носу всей собой, обнять и больше не отходить. Но бог тьмы и зла иного мнения - он отпрянул от неё и оттолкнул, а затем зарылся в клубы тьмы. Богиня чисто на рефлексах спружинила при приземлении и перекатилась, сбив собою чьи-то кости. Большие. Судя по всему, следы трапезы. И не сложно понять чьей.
Откашлявшись, дочь Нуна вновь поднялась на ноги, вглядываясь в очертания крупной длинной фигуры внизу. Он пробовал языком воздух вокруг. Он сомневался и терялся, эта ситуация для него нова, и Змей сбивается с привычного ритма жизни, изменяет своему обычному поведению. Апеп мог тем самым толчком просто впечатать её в землю с концами, но даже его попытка оттолкнуть не выглядела убедительной. А если бы и оказалась таковой - Нейт пришла не для того, чтобы спасовать перед очевидными трудностями. Наверное, когда богиня не стала бороться за то, чтобы оставить сына в наземном мире, поближе к себе, а впоследствии не приближалась к нему, многие решили, что воительница мудро смирилась с установившимся миропорядком. Вон, даже второго ребёнка себе заделала. Как будто в качестве компенсации того, что забрали первого. Малодушно "нарожала нового". И по мнению как минимум нейтиного мужа, Себек удался значительно лучше - жаль только, что не его ребёнок. Богиня же породила новую жизнь, потому что почувствовала, что время пришло. Но второй сын не мог заменить собою Апофиса, не вытеснил того из материнского сердца и в итоге не исключено, что оказался недолюблен ею. Апеп же вовсе не знал о брате - тот, к счастью, не вошёл в число тех, кого Ра брал с собой на борт, дабы каждое новое рождение мира с падением зла и триумфом света свершалось. Там и без этого хватало желающих.
Нейт ложится животом на землю и головую свисает с края обрыва, наблюдая за Змеем. Ей однозначно не хватит сил, чтобы лететь за ним следом, если Апофис решит углубиться в свои владения, дабы больше её не видеть. Особенно во мраке, где из них двоих зрячий только он один.
- Апофис. - теперь это призыв, она зовёт его к себе, - Я без тебя не уйду. Я не могу и не хочу оставлять тебя одного... снова.
Голос её стал тише, но тон по-прежнему твёрд, богиня уверена в том, что говорит. А ещё уверена в том, что стоит сделать, если она всё же хочет, чтобы Змей не разрывал с ней контакта. Это можно сделать лишь прыжком веры. Веры, потому что нет никаких гарантий, что сын точно решит ловить её в свои кольца или что не раздавить ими, даже если поймает. Египтянка неспешно поднимается снова и отстёгивает поясню сумку, где лежал хотя бы и тот же анкх, и отбрасывает ту к своему оружию. Если просчитается и пропадёт во мраке, то все вещи там и останутся - сложно будет потом достать.
- Я иду к тебе. Встречай!
Богиня отходит от края, развернувшись к чернеющей завесе спиной. Как будто бы уходит, отступая и решив более не тревожить бога тьмы своим присутствием. Что ж, для хорошего разбега приходится отойти подальше. А затем Нейт совершает небольшой спринт и сигает с края обрыва вперёд, чуть продлевая фазу полёта с помощью всё той же левитации. Она быстро теряет видимость, когда мрак поглощает её фигуру целиком. Со стороны могло показаться, что бездна пожрала воительницу с концами. И в какой-то миг ей тоже так показалось, пока всем телом не впечаталась во что-то жёсткое и твёрдое, даже оцарапала обнажённые руки. Эти самые руки шарят по поверхности и находят неровности. Одну, вторую. Всего лишь часть огромной чешуйки. Это Нейт удалось всё же успешно долететь до одного из колец или её намеренно поймали? Она не видела. И сейчас тоже, только тактильно ощущала то, до чего могла дотянуться.
При ударе из груди вышибло воздух и женщина теперь судорожно хватает его ртом. А затем расставляет руки пошире и медленно поворачивается в одну сторону, затем в другую. Пальцы рассекали воздух, ища новые ориентиры. Нашли быстро - поверхность более гладкая, хотя и с выщерблинами, форма похожа на вытянутый конус. Как бонус - чужое дыхание совсем рядом. Смердящее сожранными демона и душами. Это он так раздумывает, стоит её всё же съесть или нет?..
- Сын?..

Подпись автора

https://i.imgur.com/HQzyEMY.gif https://i.imgur.com/D0BzNzA.gif

+1

7

Он ненавидит отступать. Ему приходилось делать это несметное число раз, но никогда так. Ни разу. Он отступает без боя, не пролив ни капли ни своей, ни чужой крови, и это похоже на схождение планеты со своей оси. Что-то настолько же космического масштаба, настолько же грандиозное. Может, новая ось будет лучше прежней? Даже если так, сейчас Апофису не дано оценить далеко идущие перспективы. Его запертому в границах подземного мира, лишённому всякой пищи воображению не представить того, к чему может привести подобное. Сейчас он отступает, потому что звериное естество не оставляет ему другого выбора. Если нельзя сражаться, нужно уйти. Непокорная натура не позволяет исчезнуть совсем, — родительница или нет, она не сумеет выгнать его из единственного дома, что он знал последние тысячелетия, — так что он остаётся следить на расстоянии. Может быть, она оставит его в покое, не станет сигать во тьму. С чего бы ей? Никто этого не делал. Не без оружия наголо и жгучего, режущего глаза солнечного света в раскрытых ладонях.
Змей замирает, становится похожим на каменное изваяние, какое никогда не ставили в его честь. Мрак смотрит на богиню-воительницу его глазами. Наблюдает, как она распластывается по земле, пачкая одежды в пыли и вглядываясь во мрак в ответ.
Она зовёт. Её голос рождает внутри странное тянущее ощущение. Как будто сильные пальцы смыкаются вокруг сердца, скрадывают мощь биения, сдавливают. Как будто в нем чего-то не хватает. Такого не было прежде. Он не знает, что с этим делать.
Апофис слышит. Видит. Но не двигается с места, не откликается на материнский призыв. Вообще не реагирует, словно слова обращены не к нему, к кому-то другому. Словно вовсе нет никаких слов, и в самом мрачном уголке Дуата царствует тишина. Как всегда. Тишина привычная, вросшая в самое существо Змея, более родная, чем богиня, что на заре времен подарила ему его полную боли и отчуждения жизнь. Единственный дар, когда-либо преподнесённый проклятому чудовищу. Аапеп остаётся глух, и кажется, с тем же успехом Нейт могла бы разговаривать с иссохшими костями, на которые приземлилась немногим ранее. В них столько же сочувствия её тоске по потерянному сыну и надежде на воссоединение.
Бог забытого мира беззвучно раскрывает пасть, обнажая ядовитые зубы, когда богиня отрывисто объявляет, что идёт. Звонкий голос пронизывает полог тьмы и заставляет корчиться. Лютый взгляд впивается в спину женщине, когда она разворачивается и отходит от края. Змей знает, что она не уходит. Чувствует. Кольца смещаются, скрежещут жёсткой чешуёй, напружиниваются.
Она прыгает.
А ему не приходит в голову её спасать. Разум хищника, пузырящийся злобой, знакомый только с убийством и разрушением, вряд ли способен породить идею помощи. Для этого надо иметь в душе хоть каплю сострадания. Апофис весь подбирается, глядя, как хрупкая фигурка отчаянно храбро устремляется навстречу холодной и равнодушной тьме. Но он не рассчитывает, что полёт продлится силой, дарованной богине небом.
Её приземление встречено мёртвенным молчанием. Но это плохой знак. Древнее Зло на грани ледяной ярости. Прежде у визитёров была только одна причина так стремительно сократить дистанцию. Напасть. Пустить кровь, расцветить воды Нила алым. Подземный Нил давно иссох, но память… память так просто иссякает. Змей помнит других богов. Помнит Сета, не однажды напрыгивавшего вот так, чтобы из возникшей из ниоткуда глефой неуловимо ловким движением распороть ему шкуру.
Апофис ощущает прикосновение чужих тёплых ладоней к своей чешуе, но в нём слишком много гнева, чтобы различить в касании почти что нежную осторожность. Он находится стремительно, действует на опережение. Мрак делается непроницаемым, почти что ощутимо плотным. Громадный хвост скользит, оставляя внезапную наездницу обманчиво недвижимой, удивительно проворно. Может, она призовёт оружие и успеет ударить, может, нет. Не важно, он не умрёт от одной тычки, а большего вторженка не успеет, даже если захочет.
Пальцы без толку хватают спёртый воздух. Апоп разворачивает морду, пялясь на богиню в упор, понимая вдруг, что здесь она абсолютно слепа и целиком в его власти. В чёрной душе прорастает превосходство. Торопиться становится некуда. Рука безотчётно нашаривает торчащий в опасной близости клык. Змей обдаёт её смрадным, до жути тихим дыханием. Кольца ползут, сворачиваясь вокруг, точно сами по себе. Сначала практически неощутимо, но постепенно всё плотнее, с каждым мгновением немного туже. Пусть тянущиеся к нему руки останутся свободными. Они ей не помогут. Если, приземлившись, Нейт была вольна, то очень скоро она вдруг оказывается в ловушке. Прирождённая охотница добровольно становится добычей. Теперь вокруг нет ничего, только хватка чудовища, рождённого убивать. Мускулы под шкурой подрагивают в напряжении, точно Апофису эти объятия стоят больших усилий. Будто бы ему требуется больше, чем просто немного сжать привычным движением и выдавить из чужого тела жизнь. А может, борьба идёт за то, чтобы как раз не сделать этого. Может, обездвижить будет достаточно, а там… Так или иначе, эта внутренняя эквилибристика выигрывает для богини достаточно пространства, чтобы её кости всё ещё остались целы, а дыхание не стало непреодолимым испытанием. Только вот, надолго ли. Похоже, змеиный бог на пределе.

+1


Вы здесь » Let it burn » Личные эпизоды » Freedom & destruction


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно