Если не знать подробностей, то в истории Леонида будет затруднительно найти какие-то значимые эпизоды. Он проделал путь, который проделали многие из тех, чья молодость пришлась на стык двух эпох, когда старое государство и экономика уже умерли, а новые еще толком не успели образоваться. В девяностых Лёне было чуть за двадцать. Он только вернулся из армии, у него были прекрасные родители, девушка, он мечтал поступить в университет и как многие, верил в то, что все образуется. Но отца уволили с завода, матери месяцами не платили зарплату, а работая разнорабочим заработать можно было не то, чтобы очень много. Говорят, таких парней в ту пору чуяли за версту – от них исходил запах отчаяния. Леонид искал варианты и он нашел один из таких в подпольном клубе в Лужниках, где проводили бои без правил, а ставки достигали рекордных значений по Москве. Деньги за это платили достаточные, Леня был крепким молодым мужчиной и хотя он был наслышан о том, что дольше полугода здесь никто не вывозит, был уверен, что успеет спрыгнуть до того, как его убьют прямо на ринге.
Он бы не успел.
Но на его счастье в один из вечеров в клубе оказался лидер крупной преступной группировки, державшей в ту пору весь юго-запад Москвы. Его знали в миру, как Вячеслав Юрьевич Богданов, но в криминальной середе просто «Русский». И он тоже был не глуп до подбора себе ценных кадров, так что, пару вечеров наблюдал за тем, как Леонид держится, ведет себя, как думает. После – пробивал биографию и наблюдал за его деятельностью вне ринга. Разумеется, не сам, но донесенных сведений было достаточно, чтобы узнать, что Волков чист, ни в какой другой группировке никогда не состоял и годился на роль члена личной охраны четы Богдановых, которые были и по сей день остаются славянскими Верховными – Перуном и Мокошью.
О своей безопасности Богдановы заботились, как никто другой в Москве, так что случайных людей в их охране не было. И пообщавшись с Перуном, Леня очень хорошо понял, почему. Богданов вовсе не был похож на классического криминального авторитета, узнать в нем прожженного ублюдка и законченную мразь нельзя было даже при очень больших усилиях. Вместе с нем, в нем почти интуитивно чувствовалась глубокая внутренняя сила, исходящая из его характера и божественного нутра. «Заработную плату», а это, что смешно в девяностых, была именно она, Богданов предлагал в три раза выше, чем за месяц работы на боях без правил, так что тут и думать было нечего. Леня согласился.
Ему было очень сложно, особенно в самом начале. Во-первых, потому что до этого момента он никогда не работал на криминал, а здесь попал в самый его центр, потому что Перун в железном кулаке держал всю свою криминальную империю и многие считали возможность работать на него за честь, а во-вторых, потому что ему пришлось многому научиться с чисто моральной и этической точки зрения. Кто бы мог подумать, что прошлое родителей-интеллигентов сыграет свою роль на криминальной службе и за спокойствие, тактичность и сдержанность Леонида оценит не только Перун, но и его супруга, которую, кажется, только охрана в Москве и видела, потому что берег ее Богданов, как зеницу ока.
Он был самым верным и самым преданным сторонником этой семьи не только потому что своим нутром чуял, что так надо, но и потому что Богдановы всегда видели в нем не пушечное мясо, а человека. И так было со многими ребятами, кто работал на них и готов был жизнь свою положить на их благополучие и защиту. Безусловно, отчасти это было влиянием божественной ауры Перуна, но еще это была сухая, сдержанная и строгая, но все-таки человечность. И она, в это чудовищное и жестокое время, вызывала невольное уважение, потому что остаться человеком и выжить в девяностые, было практически невозможно.
Перун не выжил. Тогда Леониду это известно не было, но Мокошь с Перуном всю свою жизнь провели в войне с главным славянским антагонистом – Велесом, который занимал кресло премьер-министра. По его заказу Богданова расстреляли на Неглинной, неподалеку от Большого театра в сентябре 1996 года. К тому времени Леонид был на службе у славянских Верховных уже четыре года и четко знал инструкцию: в случае критической опасности, сначала защищать Владиславу Радимировну, а потом всех остальных. Но правда состояла в том, что даже если бы такой инструкции не было, он бы все равно поступил именно так. Потому что любил Мокошь с тех самых пор, как впервые ее увидел.
Мокошь оказалась очень богатой вдовой, которая по законам криминального мира должна была отдать все друзьям и подельникам мужа, не встревая в криминал и даже не пытаясь рулить в нем своими холеными белыми ручками. На крайний случай, она могла стать любовницей кого-нибудь из друзей, или подельников мужа и Леня подходил на эту роль не хуже всех остальных. Но он ни словом, ни делом не дал Владиславе понять этого, в первую очередь, потому что видел ее чудовищную скорбь. Видел, как она не плакала – кричала над телом мужа. Видел и отгонял журналистов. Видел и не давал никому к ней притронуться. Видел и знал, что единственный человек, которого она любила и которому навсегда окажется безоговорочно верна – только почивший Богданов.
Можно было подумать, что на этом история Леонида, как главы охраны семьи славянских Верховных закончилась, но дело было в том, что Мокошь не собиралась никому ничего отдавать. Она собиралась сохранить криминальную империю мужа и встать в ее главе до тех самых пор, пока Перун не вернется. Последнее Леониду известно не было, первое – казалось безумием. Но не помочь он не мог, просто не имел права, как сам полагал. И стал первым, кто принял сторону Владиславы безоговорочно и всецело.
Через сколько дерьма они прошли в первые месяцы, сколько раз на нее покушались, сколько раз Леня спас ей жизнь, если не физически, то советами, теперь и не сосчитать. Он был верен этой семье прежде, остался и теперь, опытом своим и наметанным взглядом ограждая Мокошь от того мира, что был не просто плохо ей знаком, но откровенно чужд. Она была воплощенной жизнью и лить кровь, стоять наравне с мужчинами было для нее невозможным. И все-таки она это делала, и порой Леня не узнавал в этой женщине ее же саму. Она мстила за супруга, топя Москву в крови, она воздавала сторицей на каждую попытку оскорбить ее, отобрать то, что ей принадлежит, она в жестокости своей превосходила многих мужчин, но вовсе этим не гордилась.
Странности Леня начал замечать почти сразу. Поначалу сторонников у вдовы Богданова было немного и вопрос о том, как они сумеют не только выжить, но и удержать империю почившего «Русского» был у всех. Но на «стрелах» Мокошь сыпала мужикам под ноги соль, швырялась могильной землей и пули, казалось, нарочно не долетали до ее сторонников, зато обязательно разили тех, кто их выпустил. Некоторые вообще не доживали ни до каких стрел – попадали в чудовищные аварии. Слава о том, как маленькая группка под руководством бабы валит всех, кто против них быкует, расходилась даже не за недели. За дни. Людей становилось все больше, империя мужа возвращалась в руки к Владиславе довольно стремительно. Леня боялся спросить, что происходит. Боялись и те, кто был приближен к Мокоши.
А потом американцы похитили ее божественного сына – Ярилу. И Мокошь точно слетела с катушек, потеряв всякую осторожность не как женщина, а как божественная суть. С Лени требовалось много – и найти мальчишку, и всех, кто причастен к покушению, потому что потерять вслед за мужем еще и своего ребенка, эта женщина не могла. Но Леня никого не нашел. Нашло колдовство Мокоши, лесные духи, божественная суть Ярилы и много всего, что Леонид так долго понять не мог и сопоставить в своей голове тоже, зато прицельно ломал носы тем, кто Владиславу Радимировну называл ведьмой. В эти дни он увидел столько за пределами простого человеческого бытия, но все-таки не сошел с ума, потому что после всего был подсознательно к этому готов. И когда Мокошь рассказала ему, что к чему, он был удивлен и шокирован, но все-таки не настолько, чтобы вызвать Владиславе санитаров. Он слишком много раз видел на что способно ее божественное существо.
Два с половиной года они провели, сидя на пороховой бочке. Если бы Леня не напоминал Владиславе, что она должна надевать бронежилет и не порекомендовал купить бронированный гелик, она бы, без сомнения, отправилась вслед за мужем. Его советы вообще часто были весьма дельными. Один из таких – найти себе новую охрану (после очередного покушения, где полегла половина) там же, где нашли самого Леню. Он привел Владиславу Радимировну в тот же клуб, чтобы посмотреть на «лучших». Леня был вовлечен в сам процесс, испытывая азарт и предвкушение боя, делал ставки и веселился. Мокошь наблюдала молча. Клуб был в «Лужниках» и формально все это вообще принадлежало ей, но доселе Богданова о подобном не беспокоилась. Она просидела три раунда, большинство местных отлично знали, кто она такая и насколько хорошо себя нужно показать, но к неожиданности многих, в начале четвертого перерыва она встала и заявила, что они уходят. Леонид был удивлен, но перечить не стал. Лишь в машине он спросил, что пошло не так, ничего не понимая. И Мокошь ответила. Ей были противны места, в которых людей убивают ради забавы, а не ради нужды, и в которых люди перестают быть людьми вовсе, становясь собаками для травли. После этого, несмотря на огромные финансовые потери, все подобные заведения на их территории были закрыты навсегда. А Леонид, кажется, стал уважать Мокошь еще больше.
Перун вернулся два с половиной года спустя. Леонид остался ему верным другом, товарищем и братом, который сохранил для него главное: его семью и лишь затем уже – его империю. С тех самых пор Леня стал для Верховных все больше членом семьи, нежели просто главой их охраны. Так что ничего удивительного в том, что когда Богдановы переквалифицировались на законный нефтепромышленный бизнес и основали «Сургутнефтегаз», Леониду нашлось место и в их компании, и за их столом.
Время смертных скоротечно, но жизнь Леонида была счастливой. Он нашел в Мокоши и Перуне близких друзей и семью и особенно ценился за свою верность, которая не позволила ему ни разу в жизни не оскорбить, не обидеть и не унизить Мокошь своей любовью. Позже Леонид женился на прекрасной женщине, купил большой дом в нескольких километрах от Москвы, на свет появились три их сына. Жизнь его была светлой и спокойной – он ни в чем не нуждался, растил сыновей, не обижал жену и не забывал славить святейшее славянское семейство (не только чету Верховных, но и их детей). Его никогда не забывали, даже когда Леня стал слишком стар для главы охраны, но его на этом месте охотно заместил его сын – Дмитрий, которому доверяют, которого любят и принимают ничуть не хуже его отца.
Старость, однако, невольно заставляет любого думать о неизбежности смерти. Как-то Леонид озвучил этот вопрос и Перун пообещал мужчине, что он и не заметит своего перехода в Навь, потому что ее владычица, их дочь – Мара, сделает так, что в Нави он снова воссоединится со своей женой, позже – детьми и даже внуками. Это был бы хороший финал. Но что, если у Леонида появится возможность иного?
Имя внешности
